Часть II
С одной стороны будки для исповеди садился человек, а с другой, где должен был сидеть пастор, мог сесть, кто угодно. "Подслушивающие" платили в два раза больше, но это их, казалось, совсем не смущало. Какие-то отвратительные мальчишки, зажимая друг другу рты, слушали взрослую уставшую женщину, что-то долго говорившую за занавеской. Он согнал мальчишек и сказал женщине, что аттракцион закрыт. Она покраснела и быстро засобиралась, почему-то обратив весь свой немой гнев на него. Тут к нему подбежал хозяин:
- Ты что творишь?!
Ник хотел без слов ударить его в лоснящуюся морду, но тут увидел, как к палатке подошла девушка, потерявшая мяч-яблоко. Он сунул хозяину несколько купюр и, прижав палец к губам, сел на сторону пастора. Хозяин мерзко оскалился и отошел. Ник чувствовал себя отвратительно, но решил, что пусть лучше девушку без мяча-яблока выслушает он, чем кто-либо другой. Она начала говорить, тихо и проникновенно. Через несколько минут он весь вспотел, но продолжал слушать. Она говорила обо всем, о самом сокровенном. Иногда в такие моменты он даже порывался встать и обнаружить свое присутствие, но это было бы еще хуже, чем подслушивать исподтишка. Наконец, она замолчала и ушла. Ник отрешенно сидел еще несколько минут, пока хозяин палатки его не согнал.
- Где тут выход? - с усилием выдохнул он из себя.
- Где еще? В конце "Жизни", - хозяин неопределенно показал рукой и почти вытолкал его. - Только если сейчас уйдешь, обратно по тому же билету не пустят. Билеты рассчитаны строго на одного. Твой уже прокомпостирован, так что терпи, пока можешь.
Ник шел и ничего вокруг не видел. Была еще зима, но день выдался удивительно теплым и пронзительно напомнил о чем-то из прошлого.
- Ты сейчас подумал обо мне?
Девушка в смешном шарфе и нелепой одежде топталась на талом снегу и тепло смотрела ему в глаза.
- Не совсем... - Он остановился и с готовностью стал рассказывать. - Почему-то я всегда вспоминаю в такие дни время, когда мы были вместе. Помнишь, в тот, наш последний день посреди зимы вдруг начало все таять и засияло солнце? Я стоял и думал: как глупо расставаться в такой день. Неужели нельзя было расстаться днем раньше или позже? Я даже хотел вернуться, но побоялся, что ты все не так поймешь. Я просто хотел вернуться до очередного холодного дня, когда рвать все намного легче. Но я ушел, и конкретно тебя я с тех пор не вспоминаю. Я вспоминаю только себя - таким, каким был тогда с тобой. О чем думал тогда, что чувствовал, тот снег, который хрустел под ногами, и ту теплую-теплую комнату. Теплую уже не от нас, а саму по себе.
Девушка не обиделась и только спрятала нос в воротник.
- Не пытайся сейчас казаться хуже, чем ты есть. Тебе твои собственные чувства никогда не были важнее чувств других людей, просто с одной существенной поправкой... Их чувства значили для тебя что-то до тех пор, пока относились лично к тебе! Потом ты так же отметал их эмоции, уже ненужные тебе, как и самих людей. Они переставали тебя любить - и ты тоже переставал любить их, почти сразу, потому что гордость не позволяла тебе бежать за кем-то следом. Но это лишь в случае, когда тебе нужны были лишь чувства к себе, а не сами эти люди... Хотя, даже не любя, ты всегда переживал эти разрывы страшно, просто до самоуничтожения, чем расплачивался сполна... И меня ты, наверно, тоже никогда не любил, - спокойно улыбнулась девушка. - Даже в ту лучшую для нас зиму. Ты любил мое чувство к себе - и все. Просто так получилось: ты был тогда потерян, одинок - и это обожание принял... Но в тот раз просто нашла коса на камень. Ты встретил девушку, которая тоже любила лишь твое отношение, а не тебя. И поэтому так скоро и благополучно к тебе охладела, когда начались все эти твои... срывы…
Она не договорила, старательно подбирая слова, видимо, боясь сказанным невпопад все сейчас испортить. Но, даже несмотря на это, Ник был безумно благодарен ей за все, что она сказала, и ему жутко захотелось ее обнять. Но она взглядом остановила его и по-дружески похлопала по плечу рукой в несуразной варежке. Та, о ком он сейчас говорил, никогда не носила варежек, но и это его не смутило.
- Надеюсь, сейчас у тебя все хорошо, - поспешно произнесла она, заметив его взгляд на своих укутанных руках.
- Да... Я, кажется, нашел ту, которую искал... За воспоминания тоже надо платить? - Ник вдруг заметил хозяина палатки, решительно приближающегося к нему.
- Ты же знаешь, что за воспоминания как раз платят дороже всего. Но у нас - плата умеренная, - грустно рассмеялась девушка и скрылась в палатке.
Он заплатил, развернулся, чтобы идти дальше, и чуть не столкнулся с девушкой, потерявшей мяч-яблоко.
- Я Вас ищу весь... - Ник хотел сказать "день", но здесь это было неуместно. - Всю... "Жизнь".
Посмотрев в ее широко распахнутые глаза, он подумал, что, наверно, сейчас не соврал. Хотя пожалел, что из привычного чувства самосохранения опять произнес это слово в кавычках.
- Что происходит? - девушка посмотрела на него, у нее в глазах блеснули огоньки, но почему-то тут же погасли. - Только не говорите, какая я красивая и что Вы хотите... лишь то, что хотят от меня все! - не резко, а скорее обреченно произнесла она.
- Я... хочу вернуть Вам мяч-яблоко. - Ник даже растерялся: никогда не думал, что красота способна так закомплексовать. Девушка серьезно посмотрела на свою потерю, но не взяла. От неловкости он тут же спрятал мяч-яблоко в карман.
- У меня есть еще тюбик, хотите? Он красивый, из детства... Хотя я бы не сказал, что в моем детстве было что-то такое же яркое, как этот тюбик...- Ник на миг замялся, но тут же выдохнул: - А если честно, я хочу, чтобы Вы всегда были со мной.
- Я не могу... - ее взгляд потеплел. - Как бы этого не хотела... Вы же это знаете, как никто, - она спокойно, без укора, посмотрела на него, и он понял, что она все знала еще там, на "Исповеди", и все говорила только ему.
- Все можно изменить! Главное, хотите ли этого Вы сами? - Ник начал нести типичный любовный бред и от собственного пафоса ему вдруг стало не по себе. О какой любви он говорит, ведь они знакомы один день. Но девушка слушала его очень серьезно, ничему не удивлялась и понимала его, понимала! Он упивался этим пониманием и вдруг услышал собственные слова:
- Ты хочешь этого? Только скажи - и мы сделаем для этого все. Мы больше никогда не расстанемся. Мы будем жить вместе. У нас родится дочь... Она будет так похожа на тебя...
- Хочу... я этого очень хочу! Ты даже не представляешь, насколько... Я заметила тебя еще у "Книге Жизни". Я даже подошла и уговорила мужчину-бородача показать мне твою запись... Я тоже ждала тебя.. Всю жизнь ждала... Знаешь, что такое мечта? Мечта для меня - это ты...
Он задохнулся и сделал к ней шаг. Она посмотрела ему в глаза, и Ник понял, что она не лжет. Он неотрывно смотрел на нее, пытаясь унять дрожь в пальцах. Он взял ее руку в свою - и почувствовал дикое желание, которое сейчас показалось ему совершенно неуместным. Ник побоялся, что она все поймет и оттолкнет его - "И ты такой же, как все!" Но она поняла - и ответила ему тем же. Он обнял ее и услышал сдавленный вздох: "Да...да...все так... я тоже" - почти бессознательно шептала она. Он наклонился к ее губам, она жадно впилась в него, но через минуту с усилием отстранилась:
- Не своди меня с ума... Быть вместе... Это невозможно...
Ему показалось, что прошла вечность, хотя они стояли так, наверно, всего несколько минут. Когда она тряхнула головой, пряча слезы, и повернулась, чтобы уйти, Ник решительно схватил ее за руку. В ту же минуту к нему откуда-то подбежал коротышка из первого аттракциона.
- Она со мной, ты что, не понял ничего? Ты оказался самым серьезным ее увлечением, я все ждал, когда это пройдет. Но история затянулась... Она все равно от меня никуда не уйдет, так что смирись и не тревожь нас больше.
Глаза коротышки сверкали, и он крепко держал Ника за воротник у горла. Ник мог пнуть его ногой, вывернуться и ударить его, но ничего не сделал, потому что она плакала, но стояла к нему спиной. Раскаявшейся, виноватой, любящей - но спиной. Коротышка отпустил его и подозвал невзрачного. Ник инстинктивно прижал руки к животу, но тот не ударил, а начал говорить. Говорить то, что он сам не решался сказать себе все эти долгие годы. Он почувствовал, как его подбородок стал предательски подергиваться, и сделал жест, чтобы все уходили. Все - коротышка, невзрачный, она... Не сразу, но они ушли - особенно пыталась задержаться она. Она искала самые смешные предлоги, чтобы остаться: что-то роняла, топталась на месте, бросала на него взгляды затравленного зверька. Улучшив момент, она четко произнесла одними губами: "Я буду любить тебя всегда... Помни это". Коротышка остановился, повернулся к ней, и она покорно побрела следом.
Ник полез в карман за сигаретами, и из него вывалился мятый искореженный тюбик. Он не смог сохранить даже его, хотя постоянно бережно сжимал в ладони. Ник посмотрел на тюбик и провел пальцами по его углам - они оказались на редкость острыми. Он спокойно задрал рукав сорочки и пару раз остервенело провел краем тюбика по вене. На запястье остались красные уродливые дорожки. Он хотел провести еще сильнее, больнее, но впереди вдруг замаячили какие-то ворота с надписью "Выход". Через них грязные пьяные санитары периодически выносили каких-то людей на носилках. Они выносили их насильно, те пытались отбросить закрывающее лицо одеяло и отчаянно, хоть и беззвучно сопротивлялись. Только один мужчина и две очень молоденькие девушки вышли по собственной воле. "Самоубийц сейчас хоронят так же, как всех. Хотя раньше...", - зачем-то подумал он вслед этой троице.
Ник просидел на земле еще какое-то время и вдруг очнулся с окровавленным тюбиком в руках и своим изуродованным, но уже не кровоточащим запястьем. Он выругался и спрятал руку глубоко в рукав. Заставив себя не смотреть на манящую надпись "Выход" и не замечать взглядов, которые бросали на него санитары, Ник с усилием встал и бесцельно побрел куда-то в глубь аттракционов. Санитары тут же потеряли к нему интерес, надпись на воротах погасла. "Значит, сейчас и правда не время..." - подумал он и обреченно вернулся на праздник под названием "Жизнь".
Хотите испытать ярость? Плата умеренная.
